В воздухе пахло нагретой пылью и сухой соломой. Лежать было горячо и колко. Горячо сверху, колко снизу. Ким разлепил глаза и пошевелился. По телу разливалась ноющая боль. Ким приподнялся, упираясь в землю, и с трудом сел. Во рту было сухо, страшно хотелось пить, а платье почему-то было насквозь мокрое. Голова шла кругом, во лбу пульсировала боль. Ким попытался к нему прикоснуться и едва не заорал — показалось, влез руками в открытую рану. Кисти превратились в сплошной синяк — распухли и почернели.
Ким огляделся и обнаружил, что вокруг него — скошенное поле. Во все стороны до самого горизонта, куда ни глянь, уходили тускло-желтые равнины. Ким немало путешествовал по империи, но эта местность была ему совсем незнакома. На севере вдалеке голубела горная гряда. В нескольких ри к югу виднелась деревня — белые домики в тополях. Небо было высоким и бледно-голубым: задумчивое, осеннее.
— Поле скошено, — пробормотал Ким.
Его, словно ледяной водой, окатило ужасом. Мисук! Где бы он ни оказался, лето миновало. Удалось ли ее спасти, или она давно мертва?!
Словно в бреду, Ким поднялся и побрел через поле. Рыхлая земля проседала у него под ногами, ломались одинокие колосья, рвались паутинки. Шагов через двести он выбрался на проселок, начало и конец которого потерялись в полях. Солнце стояло высоко и пригревало совсем не по-осеннему. Одежда Кима понемногу высохла и покрылась налетом серой пыли, а он всё шагал и шагал.
Если бы Ким смотрел не только себе под ноги, то обязательно заметил бы, как впереди на проселке появилось облако пыли. Только когда задрожала земля и послышались окрики, Ким поднял голову. К нему приближался большой конный отряд.
Это были совсем не те конники, которых пожелаешь встретить на пустой дороге одинокому путнику. Да и торговый обоз такой встрече не больно бы обрадовался. По дороге двигалось пестрое воинство, одновременно смешное и грозное. Лошади, упряжь, одежда, оружие, казалось, нарочно были собраны здесь из всех сословий и всех провинций. Кто-то на роскошном боевом коне под бархатной попоной, а кто-то — на заморенной кляче, с упряжи которой тщательно спороты знаки полковой принадлежности. Одни — в парче и шелку, другой — босой и с ржавой косой на плече. На головах повязки, на рожах шрамы. Словом, разбойники.
В другое время Ким, несомненно, задумался бы, почему разбойная вольница нагло, не скрываясь, едет через поля среди бела дня. Но теперь он так и шагал, понурившись, пока не уперся грудью в древко копья. Ким поднял голову и увидел, что он со всех сторон окружен конными, а прямо перед ним возвышается здоровенный детина: плечи — как ляжки, ляжки — как бочки, одет, как князь, только платье явно с чужого плеча, и отстирать от крови его забыли. Нос картошкой, густые усы, мохнатые брови, на макушке шлем со стрелой. Руки до самых ногтей покрыты замысловатыми татуировками. Не нужно глядеть дважды, чтобы понять, кто он такой.
— Гляньте, какой важный, — насмешливо сказал кто-то. — Прет, как бык, и дороги не уступает.
— Поучить его вежливости?
— А кафтан-то на нем золотом расшит…
— Вам бы, душегубам, только учить, — добродушно пророкотал татуированный усач. — Сейчас я с ним сам побеседую. Что-то мне странно, откуда он тут такой взялся, один да пеший. Я таких странностей не люблю… Эй, малец! Ты кто такой? И где свиту потерял?
Ким вгляделся в насупленную разбойничью рожу — и вздрогнул.
— Чинха? — неуверенно спросил он.
Конники загомонили. Вожак наклонился с седла, присмотрелся и расплылся в улыбке.
— А я-то решил, что показалось! Думал, на старости лет призраки являться начали! Да это же малыш Ким, воспитанник Енгонов! Вот так встреча! Представьте, братья — вот с этим заморышем мы когда-то сдавали экзамены на должность…
— Это ты-то сдавал экзамен? — усомнилось сразу несколько «братьев».
— Небось думали, что я неграмотный, как вы? Нет, я и священные тексты читал…
— И как, понял что-нибудь?
Чинха только отмахнулся — и вновь перенес внимание на Кима.
— Ну и дела, — протянул он, сверля его взглядом. — Сколько лет, а ты все такой же. Прямо колдовство…
— Да и ты не особо изменился, — равнодушно ответил Ким. — Какой был, такой и остался, и безо всякого колдовства.
Разбойник самодовольно ухмыльнулся.
— Я слышал, что ты ушел в монастырь.
— Так и было.
— Что-то не похож он на монаха, — сказал кто-то. — На княжеского сынка вот похож. Примерно такого мы на прошлой неделе прирезали в той усадьбе…
— Да при чем тут монахи, — перебил его другой брат. — Он же клейменый. На лоб его гляньте.
— И руки от колодок распухли!
— Всё равно — не похож он ни на монаха, ни на вольного брата… — упрямо повторил первый.
— А кто их сейчас разберет? — задумчиво произнес Чинха. — Время-то какое! Вот ты, — он ткнул толстым пальцем в одного из братьев, с постным лицом и с огромным мечом за спиной. — Похож ты на монаха?
— Похож! — заорали остальные. — Он и есть монах!
— Вот видите. Нельзя судить о человеке по платью. А вот по этому, — палец Чинха уперся в лоб Киму, — можно! Сразу видно, что человек пострадал от произвола властей. А поскольку мы — борцы с несправедливостью и защитники всех обиженных, то добро пожаловать к нам в отряд!
В отряде началось движение.
— Эй, садись ко мне за спину, обиженный, — предложил кто-то.
«А если я откажусь, здесь прикончите или привяжете к лошади и потащите на веревке?» — подумал Ким. Вслух он спросил:
— Что это за местность? Какая провинция?