— Он ничего не смог сделать, — всхлипывая, ответила Мисук. — Даже если бы захотел. Почти тысячу лет он изживал в себе звериное начало. Они с матерью желали только одного — вместе достичь святости…
— А старица Ямэн? Что с ней?
Мисук стиснула челюсти. Ким заглянул ей в заплаканные глаза и увидел в них огонек той самой тигриной ярости, от которой избавился под конец жизни ее отец.
— Мать и Кагеру договорились. Две жизни — ее и моя, — в обмен… Словом, она отдала меня мокквисину.
— И ты убежала!
Мисук кивнула.
— Я туда никогда не вернусь, — поклялась она, свирепо блеснув глазами. — Пусть он попробует поймать меня!
Ким промолчал. Он разрывался от жалости к Мисук и осознания собственной беспомощности перед лицом могущественных врагов. Всё оказалось гораздо хуже, чем он предполагал. Кагеру жив и ничего не забыл. Едва ли он явился на Иголку только ради Мисук. Ведь не случайно Тошнотник осаждал монастырь, не случайно гнал Кима до самой Долины Цветов. А кто приказал ему убить Чумона? Что ему сделал безобидный старец? А что ему сделали родители Мисук? Кагеру не знает жалости — как и раньше. Он жаждет только мести.
Ким невольно окинул взглядом окрестные горы, заросшие темным лесом. В лагере хваранов они в безопасности, но всю жизнь здесь не просидишь. В душу ему закрался страх — и за себя, и за Мисук. Он ничем не может ей помочь.
— Кагеру знает, куда ты сбежала? — спросил он с тревогой.
Глаза Мисук сузились. Она отняла руку и сказала надменно:
— Если боишься — что ж, я и сама могу за себя постоять!
— Прошу тебя, Мисук, не обижайся! Ведь ты же сама сказала, что не можешь сама справиться с мокквисином. Ты правильно сделала, что пришла сюда. Колдовство Долины Цветов оказалось сильнее, чем стены монастыря. Но рано или поздно нам придется отсюда выйти. И я не уверен, что смогу защитить тебя от мокквисина. Точнее, уверен, что не смогу… во всяком случае — один…
Мисук, не дослушав, снова расплакалась. Ким мучился, не зная, что делать. Его слова ранили ее, но ведь они были правдой. Он реально оценивал свои силы. Даже с прежним Кагеру ему не удалось бы сладить, и Мисук, скорее всего, это понимала. Но все равно пришла за защитой именно к нему. Она, фея — к простому смертному… беглому послушнику, недоученному хварану…
Ким обнял ее и прижал к себе, словно надеясь закрыть собой от врагов. Мисук приникла к нему, как будто именно этого и ждала, и спрятала лицо у него на груди. Так же просто и привычно, как много лет назад кошкой приходила спать к нему в изголовье.
— Мисук, милая… я никому не позволю тебя обидеть, — прошептал Ким. — Оставайся здесь, со мной. Вместе мы одолеем их!
Вонхва появился как всегда неожиданно и бесшумно. Ким, с мечтательной улыбкой сидевший на крыльце, не заметил его приближения. Сухо ответив на вежливый поклон ученика, «государственный святой» осмотрелся, как будто пытаясь разглядеть следы феи в вечернем сумраке.
— Учитель, вы кого-то потеряли? — с невинным видом спросил Ким.
Он ничем не рисковал — Мисук давно ушла из лагеря.
— Да так, одного оруженосца. Он тебе не попадался? Говорят, ты обнимался здесь с каким-то нандо…
Ким побагровел, проклиная себя за попытку посмеяться над наставником.
— Всё совсем не так, как вы подумали!
Вонхва усмехнулся и прислонился к опорному столбу веранды.
— Близость, с мужчиной ли, с женщиной, в принципе, не противоречит пути Ветра и Луны…
— Да ничего же не было!
— Монахи Иголки, — хладнокровно продолжал вонхва, — считают, что женщина — вор, который крадет жизненную силу. Еще они считают, что бесконечное накопление силы возносит дух ввысь, к бессмертию… А мы так не считаем. Мы не верим в бессмертие. Во всяком случае, оно не для нас, обитателей Среднего мира. Сила бесконечна, ее нельзя копить. Ей надо просто учиться управлять. Набирать, отдавать, направлять в нужное русло… найти в себе источник, пробудить его… Близость с женщиной или, как говорят монахи, слияние двух хэ — один их самых действенных способов управления силой…
Ким краснел и молчал. Вонхва, впрочем, и не ждал возражений. Он проводил урок.
— Здесь, в лагере хваранов, мы готовим твое тело и дух к встрече с силой. И встреча эта состоится не раньше, чем ты будешь готов. Ты понимаешь, о чем я, не так ли? Нечего прятать глаза! Да, я о твоей фее. О маленькой тигрице, дочке ведьмы с Иголки и тамошнего горного духа, которая нахально бродит по лагерю и считает, что ее никто не видит. Которая не меньше тебя боится киримского демона и того, кто его послал. Ты не должен даже касаться ее, пока не закончишь обучение, — жестко произнес вонхва. — Близость с ней может причинить тебе страшный вред. А еще я не хочу, чтобы остальные братья стали из-за нее врагами. Куда она делась?
— Я не знаю. Она же фея. Улетела, наверно. Как в песнях — «вознеслась на облаке».
— Так. Вижу, что с тобой говорить сейчас бесполезно. Только не надо считать меня тупым занудливым учителем, который только грозится попусту! Я ведь могу ее просто прогнать, и она не сможет войти в Долину Цветов.
Ким вспомнил о Тошнотнике, который бродит где-то поблизости, и улыбка сбежала с его лица.
— А почему бы ей не учиться вместе с нами? — предложил он.
Вонхва расхохотался.
— Вот предложение, которое сразу выдает в тебе уроженца Кирима! Обучать женщину в военном лагере!
Отсмеявшись, он добавил:
— На самом деле ты кое в чем прав. Сейчас об этом не любят вспоминать, но путь Ветра и Луны начался именно с женщины. Точнее, с двух сестер-близнецов, основавших первую школу хваранов. Юноши и девушки тогда учились вместе. Можно себе представить, как давно это было. Но потом одна сестра убила другую. Из-за мужчины… С тех пор девушкам сюда путь закрыт. Забудь, Ким. Это время давно прошло. Или еще не наступило.