Ким выбрал подходящую развилку, втиснулся в нее, чтобы уж точно не свалиться на землю во сне, и для надежности крепко привязался поясом к стволу. Всю прошлую ночь волк выл, не давая ему спать. Ким ожидал того же и теперь. Но либо он слишком устал, либо Тошнотник так и не появился.
Ночь прошла спокойно.
Следующим утром Кима разбудил холод. Юноша с трудом разлепил глаза, чувствуя себя еще более уставшим, чем накануне вечером. Его бил озноб, всё тело болело. С содроганием представив себе, что с ним будет завтра, Ким сполз с дерева. Зверски хотелось есть. Вспомнив очередной урок Чумона, он оборвал с сосны смолистую веточку и принялся злобно жевать хвою. Что-то в ней содержалось полезное — то ли от отравлений, то ли от геморроя…
«Еще пара-тройка таких ночевок — и я сдохну сам, без помощи Тошнотника. Недосыпание и голод меня доконают. Ежа поймать, что ли? Чумон рассказывал, что ежатина бодрит…»
Но ежей в окрестностях сосны не наблюдалось. Ким начал вспоминать категории живых существ, но, как назло, в голову лезли только сравнительные таблицы полезных свойств разнообразного помета.
«О! Дождевые черви — отличное средство от усталости. Нет, я не смогу…»
Ким выдрал несколько пучков травы, прежде чем нашел искомое. Призвав на помощь духи предков, он зажмурился, сунул извивающегося червяка в рот и решительно сжевал. На вкус червь был совсем не так уж плох. Воодушевленный, Ким решил поискать еще парочку… как вдруг снова почувствовал: в воздухе разлито невидимое нечто. И что самое странное, Киму оно было вроде как знакомо. Его охватил беспричинный душевный подъем, и в тоже время сильная тревога. «Сегодня что-то непременно случится. Нет. Что-то уже происходит».
За спиной раздался тихий шорох. Ким обернулся — и увидел, как из кустов вылезает Тошнотник.
— Я тебя давно услышал, — громко сказал Ким, выхватывая меч. — Ты шуршал в кустах, как старая корова. Давай, нападай, и покончим с этим.
Тошнотник сел на хвост, отвернулся и принялся сосредоточенно чесать лапой за ухом. Потом сладко зевнул, как бы невзначай показывая полную зубов пасть. Ким не поддался на эти типично собачьи уловки, призванные усыпить бдительность противника. Он взмахнул мечом и сделал шаг вперед — волка как ветром сдуло. Ким, посмеиваясь, убрал меч в ножны.
Еще вчера он заметил, что волк смертельно боится его ржавого клинка. Стоило Киму обнажить оружие, как Тошнотник тут же скрывался в ближайших зарослях и долго не подходил близко. Странно, раньше он не был таким трусливым. «Но сколько это продлится? — с тревогой подумал Ким. — Позавчера я мог бы его убить, если бы так позорно не перепугался вначале. И вчера — если бы, вместо того, чтобы бежать сломя голову через лес, дождался бы его возле скита. А сегодня я не выспался, два дня почти ничего не ел. Меня шатает, рука нетвердо держит меч… Еще вчера Тошнотник не посмел бы так нахально сидеть в десяти локтях от вооруженного человека…»
Он подумал, что Тошнотник наверняка сделает очередную попытку застать его врасплох ближе к вечеру, а может, даже после полудня. Надо быть настороже…
Ким еще пожевал хвою, съел какую-то крупную личинку, напился из ближайшего ручья и пошел дальше.
Время близилось к полудню, когда тропинка вывела Кима на прогалину. Слева журчал широкий мелкий ручей, справа сосны расступились, образовав обширную поляну. «Ага! — оживился Ким. — А трава-то на ней вытоптана!» В следующий миг он услышал жужжание мух и почувствовал запах крови.
У края поляны стоял раскрашенный столб, увенчанный резной харей местного божества. Пограничный страж, призванный отпугивать чуждую нечисть — такой же, какой Чумон когда-то давно показывал ему с обрыва. В диких провинциях столбы-стражи были частым явлением и даже насущной необходимостью. Но этот отличался от всех, какие когда-либо видел Ким. К столбу на уровне человеческого роста был привязан мертвый лесной кот. Он был утыкан стрелами так густо, что напоминал игольницу. Столб почернел от крови. Часть крови стекла в плоскую каменную чашу жертвенника у подножия «стража» и запеклась там. Клыкастая харя демона наверху столба, дико скосив глаза и оскалившись, глядела вниз с таким алчным выражением, словно с удовольствием выпила бы кровь еще из десятка-другого жертвенных зверей. В чашке с запекшейся кровью плавал золотистый осенний цветок — точно такой же, какими украшала прическу Мисук.
Некоторое время Ким, скривившись, рассматривал жертвенник. Ничего особенного в убийстве кота он не находил, но скармливание животного этому отвратительному бесу почему-то вызвало у него внутренний протест. В детстве его односельчане тоже иногда приносили в жертву квисинам живых существ, но никогда их перед этим не мучили. Ким с отвращением подумал, что этому бесу, должно быть, пошла в пищу не только кровь кота, но и его предсмертные страдания.
— Чтоб ты подавился! — громко сказал Ким, глядя в косые зенки беса.
Чем бы еще насолить мерзкому стражу? Ким вытащил меч и начал перепиливать кожаные ремешки, которыми была привязана к столбу тушка кота. Тупая железка скользила и не резала. Ким рассердился, замахнулся и ударил в полную силу. Ремешки лопнули, утыканная стрелами тушка упала на землю, а клинок глубоко увяз в древесине. Ким, бормоча проклятия, дернул раз, второй — меч не поддавался. И тут сзади повеяло гниющими водорослями.
«О нет! Только не сейчас!»
Ким изо всех сил рванул на себя меч. В тот же миг, затылком ощутив движение воздуха, он отскочил в сторону. Мягко перекатившись через плечо, он вскочил на ноги. На то место, где он только что стоял, приземлился Тошнотник. Меч со звоном упал на каменную чашу и покатился по земле.