«Призраки не могут причинять вреда живым, — напомнил он себе. — Чернокнижник все-таки боится меня, иначе пришел бы сам».
— Так тебя прислал Кагеру?
— Нет, — насмешливо ответил Имори. — Ты был так близок к разгадке и промахнулся. Сочувствую княгине, служба безопасности у нее никудышная. Твои солдаты зря теряют время в Репейниках, они никого там не найдут. Разве ты не знаешь — чтобы поймать колдуна, нужен другой колдун? А чародея такой силы, как Кагеру, тебе придется везти с материка, потому что на островах Кирим с ним не справится никто.
Ринго покраснел от стыда и злости.
— Теперь я понял. Да, я растяпа. Я собирал компромат на актера и совершенно упустил из внимания Кагеру. Допустим, он в самом деле великий чародей, и я не смогу его задержать. Но уж сорвать вам эту затею с театром вполне в моих силах!
— Да что ты знаешь о силе? — сквозь зубы процедил Имори. — Ты даже настоящего призрака от фальшивого отличить не можешь.
Ринго не ожидал нападения. Но даже если бы он стоял с мечом в руках, то и тогда ничего не смог бы сделать, настолько быстрым было движение фальшивого мертвеца. Не успел младший муж княгини приподняться с края галереи, как с пальцев правой руки призрака сорвалась багровая искра и вошла ему в висок. Ринго захрипел, выгнулся, словно его пронзила судорога, и рухнул в траву. Фальшивый призрак отступил назад, потер руки и стряхнул морок.
Под обличьем Имори оказался ни кто иной, как Анук.
— Проще простого!
Анук склонился над Ринго.
— Нет, — из тени куста выступил Сахемоти.
— Дай я его добью! Я же только оглушил его!
— Вот и прекрасно.
— Но почему? Он ведь от нас не отвяжется!
— Хочешь сорвать спектакль? Как бы княгиня ни мечтала о скорейшей премьере, она непременно отменит представление, если ее муж будет убит. А вот его несвоевременное недомогание, пожалуй, ее не остановит.
Сахемоти подошел к галерее, приподнял голову Ринго и заглянул в закатившиеся глаза. Потом взял тыкву и вылил ее содержимое в траву, оставив чуть-чуть на донышке.
— Он выведен из игры дней на десять, не меньше. А больше нам и не нужно. Отличный удар, младший брат. Если нам повезет, этот въедливый юноша и не вспомнит разговор с призраком. И уж наверняка забудет, при каких обстоятельствах потерял сознание. Подвыпил, споткнулся, ударился головой — с кем не бывает?
— А здорово ты придумал с этим призраком!
— Не скромничай, братишка, это целиком твоя заслуга. Даже я едва не поверил в него. Можно подумать, ты хорошо знал этого Имори.
— Я и знал. Он был другом и компаньоном нашего предателя-мокквисина. Они часто проворачивали вместе какие-то гнусные делишки. Пару раз я сопровождал мокквисина в Асадаль, а однажды Имори приезжал на север…
— Правда ли то, на что ты намекал мужу княгини, насчет Имори? Неужели действительно его прикончил Кагеру?
— Мокквисин здесь ни при чем. Когда убивали Имори, он был в Лесном Пределе. Но он знает, кто и почему его убил. Можешь его расспросить… хе-хе… если успеешь.
— Что ты затеваешь?
Анук кровожадно засмеялся. Сахемоти покачал головой.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты его прикончил. Он нам еще понадобится.
— Зачем? — Анук тряхнул головой. — Твой театр построен. Нет уж, теперь-то ты меня не остановишь! Как давно я мечтал об этом миге! Мокквисин сам себя погубил. Я был с ним так добр, подарил ему вторую жизнь, а он меня предал! Натравил на нас имперских демонов, подлец!
— Почему ты зовешь его предателем? Разве он клялся тебе в верности? Я бы назвал это попыткой мятежа.
— Какая разница!
— Принципиальная. За предательство жестоко и мучительно казнят. А за мятеж… наказывают.
— Жестоко и мучительно? — облизнулся Анук.
Сахемоти пожал плечами.
— Кагеру принадлежит тебе, ты и определяешь меру наказания. Ты в своем праве, Хоори. Я вмешиваться не стану.
Братья-боги прибыли в Репейники поздней ночью, при луне, не встретив по пути ни единого человека. Ни дорожная станция, ни прилегающая деревушка не спали. В каждом дворе горели фонарики, просвечивая сквозь зелень садов. На станции шла гульба, далеко разносились пьяные выкрики, стук барабанов и бренчание котты: наемные музыканты Кагеру праздновали первый день Голодных духов. Снаружи всё окутала холодная, зловещая темнота.
Едва заехав в ворота станции, Сахемоти почувствовал запах дыма пьяной травки. Херуки ждал их в пустом дворе — сидел на крыльце, покуривал. В темноте красной точкой тлел огонек его трубки.
— Что происходит? Сегодня после полудня прикатились княжьи слуги, искали монаха. Все Репейники вверх дном перевернули, каждый дом перерыли…
— На берегу искали? — спросил Анук, заводя лошадей в конюшню.
— Туда и побежали в первую очередь.
— И как, нашли?
— Конечно, нет. Покажи мне такого чародея, который позволит себя схватить десятку солдафонов! А почему ты спросил?
— Да потому что сейчас мокквисин на берегу.
— Откуда ты знаешь?
— А я всегда знаю, где он.
Анук хмыкнул и исчез под навесом конюшни.
— Я тоже решил, что он ушел на гору Омаэ, — сказал бог удачи, обращаясь к Сахемоти. — Так что стряслось-то? Солдаты, как ты понимаешь, нам ничего объяснять не стали.
— Обычное недоразумение, — ответил Сахемоти. — Всё уже улажено. Почти всё.
Вскоре во дворе появился Анук — с другой стороны дома, с булькающим вкусно пахнущим свертком под мышкой.
— Ну, пошли на берег? Ты, рыжий, тоже можешь пойти с нами. Увидишь кое-что интересное. Хотя нет, ты же слеп, как любой смертный…